Жители азербайджанского селейия Кипчах, что на границе Кахского и Нухинского районов, знали, что в лесу неподалеку от селения есть несколько могил с надгробными плитами. Не трудно было догадаться, что здесь погребены мусульмане: на плитах была вы­сечена арабская вязь. Но ни один кипчахец не владел арабским языком. Поэтому никто не знал, кому при­надлежат эти могилы.

......................................................................................

И вот в 1958 году один из сотрудников кахской рай­онной газеты написал о странном кладбище в институт истории Академии наук Азербайджанской ССР. Из Баку в Кипчах приехала специальная экспедиция уче­ных.

Каково же было удивление приезжих, когда на од­ной из потрескавшихся плит, когда её очистили от мха, выступила надпись: «Это могила покойного... Хаджи-Мурата аварского из Хунзаха. Год хиджри 1268».

И сразу вспомнилась последняя страница знамени­той повести Л. Н. Толстого: «Но вдруг он дрогнул, упал на лицо и уже не двигался.

... Хаджи-Ага наступил ногой на спину тела и с двух ударов отсек голову...»

Было известно, что голову выдающегося наиба Ша­миля отвезли в Нуху. Там ее положили в спирт и от­правили в Шемаху к губернатору. Тот переправил го­лову в Тифлис к наместнику царя на Кавказе князю Воронцову. Голову Хаджи-Мурата выставили на обо­зрение публике. Затем череп доставили в Петербург. И после того, как его осмотрели Николай I, военный министр Чернышев и старшие офицеры, череп помести­ли в одной из комнат Военно-медицинской академии.

... Все это было известно азербайджанским ученым. Но подлинная ли это могила Хаджи-Мурата? Чьи мо­гилы рядом? Вероятно, Эльдара и тех троих мюридов, которые до последнего дыхания были преданы знаме­нитому наибу.

Дабы проверить все эти предположения, необходи­мо было вскрыть могилу Хаджи-Мурата. Ученые так и поступили.

Под старой надгробной плитой действительно оказались останки Хаджи-Мурата: скелет бшл без черепа.

Через некоторое время над могилой было сделано каменное надгробие, пли­ту у изголовья обменяли на новую, мра­морную, и полностью перенесли на нее арабский текст. А старая плита с мо­гилы Хаджи-Мурата была доставлена в Баку и экспонировалась в одном из залов музея истории Азербайджана. Ныне она находится, в краеведческом музее Дагестана в г. Махачкале.

А где же череп? — спросят чита­тели.

Он, оказывается, и сейчас хранится в Военно-медицинской академии.

Воспроизвести документальный портрет Хаджи-Му­рата взялся профессор М. М. Герасимов, известный со­ветский скульптор-антрополог.

Далее М. М. Герасимов сообщает: «Что можно ска­зать на основе осмотра этого черепа? По определению Гинзбурга, это типичлый аварец. Нам не известен кален­дарный возраст Хаджи-Мурата... судя по степени сра­щения швов черепа и скошенности — стертости зубов, Хаджи-Мурат был сильным, хорошо тренированным че­ловеком...»

... После гибели Хаджи-Мурата прошло 110 лет. Из песни в песню, из легенды в легенду переходят все это время предания о подвигах и трагической судьбе этого храброго сына гор.

Отца Хаджи-Мурата звали Гитино-Магома Алсага-ри. Родом он из Хунзаха, где имел свой клочок земли и числился в узденях. Алсагари отличался храбростью и лотиб сравнительно молодым в 1830 году под стена­ми своего села в одной из стычек с мюридами I имама Дагестана Кази-Муллы. Жена его Залму, которую Л. Н. Толстой в своей повести показывает в образе бабки Патимы, была кормилицей в семье аварских ханов и числилась в составе прочей прислуги как «Сють-эмчек» (молочная грудь).

Известно, что она выкормила Нуцал-хана —средне­го сына ханши Паху-Бике. Когда же родились другие дети, Залму отказалась кормить их, заявив, что она не рабыня ханши, а свободная узденка.

О характере матери Хаджи-Мурата и ее детей гово­рит и следующий факт. В 1834 году, когда над Хунза-хом снова нависла опасность со стороны мюридов, на переговоры со II имамом Гамзат-Беком поехали Умма-хан и Нуцал-хан— сыновья Паху-Бике. В их свите оказались так же Хаджи-Мурат и Осман — дети Зал­му. У речки Тобот, где находилась палатка имама, де­легацию остановили вопросом: «Есть ли среди вас Осман?» Человек, спросивший это, оказался дальним родственником сына Залму.

Возвращайся обратно,—сказал, он,— тебя в гос­ти не зовут!

А других?

Не знаю,— уклонился от ответа мюрид,— и пре­градил Осману дорогу в лагерь имама. Сын Залму по­скакал в Хунзах. Не успел он отъехать и сотни шагов,как услышал частые выстрелы.

Узнав о случившемся, Залму крикнула в лицо сыну:

— Пусть молоко мое обернется тебе ядом, почему ты не умер вместе со всеми?

Она не пустила Османа и на порог дома, сказав: «Не нужен мне трус!»

Если Вы когда-нибудь подниметесь в Хунзах, Вам покажут место, где 'была могила Нуцал-хана и где Ос­ман дал клятву отомстить за его смерть, а также то место, где стояла мечеть, у которой он зарядил писто­лет и где 19 -сентября 1834 года рукою (поклявшегося был убит II имам Дагестана.

Но и Осман погиб здесь же. Его убил Гаджиясул-Магома, приближенный Гамзат-Бека. Боясь возмездия, этот самый Гаджиясул-Магома укрылся во дворце хан­ши. 6 дней не могли заставить его выйти из здания. А когда на седьмой убийцу выкурили дымом, 17-летний Хаджи-Мурат отомстил за старшего брата.

Так началась боевая жизнь человека, крепкого, как гранит, чья трагическая судьба благодаря гению Л. Н. Толстого волнует сердца миллионов людей во всех уголках земного шара.

...23 ноября 1851 года Хаджи-Мурат перешел на сто­рону русских. Его жена Сану, мать Залму, два мальчи­ка и четверо девочек остались в ауле Цельмес, спря­тавшемся под стенами Хунзахского плато. По нашему мнению, это обстоятельство привело к тому, что Л. Н. Толстой родиной героя своей повести ошибочно считал селение Цельмес.

И что еще интересно. Цельмесцы не отвергают эту неточность, хотя всем известно, что Хаджи-Мурат, как и его предки, родом из Хунзаха. Резонный довод на этот счет приводил пользующийся большим авторите­том старейший житель Цельмеса Шангирей Магомед-хан. Старик говорит: «Какой аул Дагестана не хотел иметь такого молодца своим сыном?» Он считает, что не следует строго судить его земляков.

Правда, в 1851 году Хаджи-Мурат действительно жил в Цельмесе, имел здесь землю и саклю. К сожа­лению, сакля до наших дней не сохранилась, так же, как не сохранился и дом его отца Алсагари в Хун-захе.

А получилось все это вот -почему. Даниель-Султан-Наиб Харахинский, узнав об измене Хаджи-Мурата, ве­лел (посадить в яму семью беглеца. Выполняя это при­казание, мюриды сначала разграбили дом, а затем подожгли его. Люди Даниель-Султана устроили возле горящего здания дикую оргию. При этом, говорят, про­изошел такой эпизод: во время обыска Саву успела передать соседке мешочек с кольцами, браслетами и не­большим количеством денег, но так неловко, что дей­ствия женщин были замечены мюридами. Они отобра­ли драгоценности, повалили посредницу на землю, обнажили ей грудь и насыпали горящие угли на голое тело. Жена Хаджи-Мурата увидела это, вырвалась из рук мюридов, сбросила угли и, подняв на ноги (перепу­ганную женщину, отправила её домой.

Когда семью Хаджи-Мурата вели в яму, каждый сопротивлялся, как мог, и больше всех одиннадцати­летний Гулла, прозванный Хаджи-Муратом «пулей». Увидев, что мюриды толкают бабушку Залму, мальчик взялся за рукоятку маленького кинжала, висевшего на поясе. Его тут же схватили. Тогда Гулла стал кусаться и бить мюридов ногами. Озверев, те повалили мальчи­ка на землю, избили его и бросили в яму.

В темницу, где сидели бабушка Залму, жена Хад­жи-Мурата Сану, сыновья — Гулла и Абдул-Кадыр и дочери —Баху, Бахтике, Семис-хан и Кихилай один раз в сутки «приносили по чашке воды и горсть сухих кукурузных галушек.

Тяжелее всех -пришлось Сану. Через 3 месяца в той же яме она родила мальчика. Пеленать ребенка было нечем. Женщины своими телами согревали младенца, которого в честь отца назвали Хаджи-Муратом. Иногда бабушке и Гулле разрешалось выходить из заключе­ния за пищей, но при этом рассказывают, мальчика каждый раз избивали. Не возвратиться Гулла не мог: два брата и четыре сестры ждали его.

«Со смехом или со слезами, но Гулла должен вер­нуться в темницу»,— будто бы любил говорить то это­му поводу ребенок. Слова Гуллы стали крылатыми и до сих пор живут среди аварцев как пословица.

Матерью этого -мальчика была не Сану. Он родился от первой жены Хаджи-Мурата грузинки Дарижы, за­хваченной во время одного из набегов на Кахетию.

Сану, вторая жена Хаджи-Мурата, была родом из Чечни. Когда она выходила замуж за дагестанца, а случилось это в Ведено, девушке шел 20-й год. Впо­следствии, через много лет, Сану рассказывала, что сватать её приходил сам Шамиль, а в день свадьбы имам сидел на самом почетном месте у костра.

И вот, в те дни, когда Сану с детьми страдала в Цельмесской темнице, ей через послов предложил свою руку наиб Даниель-Султан.

— Скорее сто раз умру, чем стану женой человека, поставившего капкан моему льву,— таков был ответ.

Как сложилась судьба близких Хаджи-Мурата по­сле его гибели?

,Сащ^насильно выдали замуж за одного арабиста из Тлоха. Бабушка и Гулла вернулись в Хунзах. Жили они в развалинах своего старого дома. Люди украдкой помогали им. Рассказывают, что как-то в Хунзах при­ехал русский генерал. Ему доложили о том, что стало с семьей Хаджи-Мурата. Увидя старуху и её внука в лохмотьях, генерал приказал одеть их, обуть и обес­печить деньгами.

Позже Гулла и Абдул-Кадыр были определены в Нижне-Дженгутаевскую школу, организованную ле­карем 1-го Дагестанского полка И. С. Костемеровским и его помощником Н. Львовым в 1856 году.Это была первая русская школа для детей горцев. Здесь им преподавали начальные знания по арифмети­ке, русскому языку, истории, географии, музыке. По­путно из учащихся готовили оспопрививателей.И. С. Костемеровский в газете «Кавказ» от 28 мая 1860 года сообщал, что ...«сыновья Хаджи-Мурата учатся в школе и ведут себя разумно».Впрочем, учились Гулла и Абдул-Кадыр недолго. Их исключили из школы...

... Залму, мать Хаджи-Мурата умерла в глубокой старости. Ей было более 90 лет. Случилось это через несколько лет после пленения Шамиля.

_В 1891 году в с. Тлох скончалась Сану. Там же по­гребены сын Хаджи-Мурата Хаджи-Мурат младший, сестра Сану — Джавгарат.

Гулла, старший сын Хаджи-Мурата, дожил до Совет­ской власти. Ростом он был в отца, лицом походил на мать. Гулла знал аварский, кумыкский и русский язы­ки. Сын выдающегося храбреца и воина стал мастером-шорником, делал отличные седла, хомуты, уздечки, ремни и плетки. Сын Хаджи-Мурата, понимая толк в лошадях, любил скачки, возился с пчелами, имел па­секу. В конце прошлого века он работал лесным объездчиком в Цумаде, Цунте, Тлярате. От отца он уна­следовал лишь одну страсть — любовь к стрельбе. Его друг Гитина-Магома говорил: «Я прикреплял к дереву 10-копеечную монету и Гулла со ста шагов попадал в нее с первого выстрела».

После пленения Шамиля Гулла ездил в Азербай­джан на место гибели своего отца, расспрашивал о по­следнем бое и с помощью местных жителей (Привел мо­гилу Хаджи-Мурата в порядок. Ту самую могилу, ко­торую теперь нашли азербайджанские ученые. Именно он и установил камень с арабской надписью над изго­ловьем погребения.

Лев Николаевич Толстой послал Гулле и Абдул-Кадыру письмо, где, надо думать, речь шла об их отце. Но был ли дан ответ и какова судьба письма, неизвестно. (О том, что Л. Н. Толстой действительно по­слал Письмо детям выдающегося героя, имеется помет­ка в одном из дневников писателя).

Многие годы, уже при Советской власти, Гулла про­жил в кумыкском ауле Нижнее Ишкарты, в 14км от Буйнакска, где работал тесным объездчиком.

После смерти жены Умужаган Гулла возвратился в Хунзах. Умер он в 1927 году в 87-летнем возрасте. Гулла оставил шестерых детей—четырех сыновей и двух дочерей.

В годы гражданской войны внук Хаджи-Мурата Ка­занбий партизанил и до 1928 года руководил сельсове­том в Хунзахе. Умер он через три года после смерти своего отца — в 1930 году.

Вторым сыном Гуллы был Бадави. Вот как о нем пишет Писатель А. Зорич, бывший в Дагестане в 1928 году и посетивший Хунзах, вот как описывает Бадави в сво­ей книге «В стране гор» (1929 г., «Зиф»):

«Председателем сельсовета аула Хунзах состоит род­ной внук воспетого Толстым романтического Хаджи-Мурата. Он лишен бюрократических замашек и прямо в кармане бешмета носит советскую печать с серпом и молотом; когда нужно, он извлекает ее, помажет ог­рызком чернильного карандаша, смочит о язык и ^итем-пелюех на коленке бумаги о разверстках, налогах, о ссудах и кооперативных ревизиях. Чего же лучше!

На досуге Хаджи-Муратов, как его зовут, не прочь бывает вспомнить и потолковать о прошлых временах, нравах и обычаях. Говорит он об этой уходящей поре с оттенком лирической грусти: теперь появилась водка в лавках,, в некоторых придорожных местах —подумать только!

Раньше все были удальцами и джигитами, и для молодых людей было бы позором менять черкески с га­зырями на кургузые штатные пиджачки.

Бадави умер 2-го мая 1932 года в Хунзахе.

А как сложились судьбы других потомков Хаджи-Мурата?

Баху вышла замуж за Абу-Муслима, переводчика при генерал-губернаторе Дагестанской области. Она умерла вскоре после замужества, оставив двух сыновей.

О жизни сестры Баху — Бахтика никаких подробно­стей узнать нам не удалось.

Третья дочь Хаджи-Мурата — Кихилай по характеру очень напоминала своего отца. В детстве она жила у бабушки в деревне близ Владикавказа. Там часто бывали столкновения с жителями соседней дергани из-за неразделенного леса. В таких случаях Кихилай бра­ла ружье, ложилась между камней рядом с мужчинами и открывала стрельбу.

Когда началась гражданская война в Дагестане, Ки­хилай приехала к своему родственнику по матери пред­седателю ДагЧК, герою гражданской войны Сафару Дударову. Дочь Хаджи-Мурата попросила, чтобы еe зачислили в красноармейский отряд.

«Могу ли я сидеть дома, когда здесь погибают лю­ди,—заявила она Сафару Дударову. Рассказывают, что председателю ДагЧК пришлось потратить много времени и сил, чтобы убедить эту уже пожилую женщи­ну отказаться от своего решения.

Впоследствии, после гибели С. Дударова, Кихилай, вооруженная и одетая в бурку, ездила в Аркас и Ара-каныг Там она спрашивала, кто убил ее родственника и вызывала этого человека, если он не трус, на открытый бой.

О не знающей страха натуре Кихилай говорят и та­кие воспоминания. В годы гражданской войны, когда на Темир-Хан-Шуру наступали то одни, то другие войска, по городу стреляли из пушек. В такие часы все, в том числе и мужчины, прятались в подвалах. Кихилай вы­ходила на безлюдную улицу и садилась на камень, за­ложив ногу за ногу.

Она любила повторять: «Лучше нас погибли, а что мы!» Умерла третья дочь Хаджи-Мурата приблизитель­но в 70-летнем возрасте. Случилось это так.

Кихилай ехала верхом из Тлоха в Хунзах и, подъез­жая к Матласу, неожиданно упала с лошади и сразу же скончалась.

За ее телом ездил Гулла и похоронил свою сестру в Хунзахе.

Биография второго сына Хаджи-Мурата, Абдул-Ка-дыра, менее интересна. Он был офицером царской ар­мии, дослужился до чина подполковника. Последние годы своей жизни Абдул-Кадыр провел во Владикавка­зе (Орджоникизде), где и скончался приблизительно в 1907—1908 гг. Женат был Абдул-Кадыр на кумычке из аула Нижнее Казанище. Их потомки сейчас живут в ауле Валерик, в Чечено-Ингушетии.

Третий сын Хаджи-Мурата, тот самый, что родился в темнице в начале 1852 года и был назван именем сво­его отца, также служил в царской армии. Был он женат на сестре известного дагестанского революционера Ма­гомед-Мирзы Хизроева.

Одна из его 3-х дочерей Залму жила в г. Буйнакске, 85-летняя внучка Хаджи-Мурата Залму, получившая имя матери дела, имела блестящую память и многие эпизоды из жизни наиба Шамиля она рассказывала как бы читая по книге. Залму очень любила своих детей — Имангазали и Сакинат.

Сын Залму, правнук Хаджи-Мурата Имангазали был изобретателем и великолепным художником. Он со­здал филигранной работы макет театра, где в 1920 го­ду была объявлена автономия Дагестана. Имангазали — автор целой галереи интересных муляжей пещерных людей, которые выставлены в республиканском крае­ведческом музее в Махачкале.

Сестра Имангазали — Сакинат работает контроле­ром на Буйнакском консервном заводе.

Другой правнук Хаджи-Мурата, внук Гуллы и сын Бадави Магомед Хаджи-Мурадов окончил Ростовский пединститут. Он участвовал в Великой Отечественной войне, был трижды тяжело ранен и трижды возвращал­ся на фронт, имеет целый ряд правительственных на­град. Магомед Бадавиевич готовил научный труд, по­священный своему прадеду Хаджи-Мурату.

Интересные люди есть и в следующем поколении по­томков Хаджи-Мурата. Праправнучка Хаджи-Мурата Меседу Гаджиевна Алхасова является заместителем управляющего консервтреекм республики. А другая праправнучка коммунистка Зумруд Гаджиевна Губаха-нова—• начальник кинофикации Дагестана.

1965г.