Зачем в Дагестане сменили руководство

На прошлой неделе Владимир Путин подписал указы об отставке "по собственному желанию" президента Дагестана Магомедсалама Магомедова и его переходе на должность заместителя главы администрации президента (АП). В республике новое назначение восприняли как "очень почетную отставку". Исполняющим обязанности президента Дагестана стал депутат Госдумы от "Единой России" Рамазан Абдулатипов. В чем причины такой рокировки, разбирался "Огонек"

Магомедсалам Магомедов, сын бывшего председателя Госсовета Дагестана Магомедали Магомедова, правившего 16 лет, возглавил республику в феврале 2010 года. За ним стояли семейный клан и влиятельные московские олигархи дагестанского происхождения (среди них называют Сулеймана Керимова).

— Первое время он ассоциировался исключительно со своим отцом, и его назначение было воспринято как возвращение к руководству республикой группы, стоявшей у истоков нынешней коррупционно-клановой системы управления,— говорит руководитель Международной кризисной группы (МКГ) в России Екатерина Сокирянская.— Но вскоре стало ясно, что отец не определяет политику сына. Отправив в отставку ряд второстепенных фигур, Магомедов повел свою игру.

Он пришел к власти с привлекательной программой. На тот момент Дагестан уже был эпицентром вооруженного конфликта на Северном Кавказе, уровень напряженности, вызванной межэтническими и внутриконфессиональными противоречиями, был одним из самых высоких в стране, а качество работы государственных институтов крайне низким. Магомедов декларировал намерение со всем этим справиться, бороться с коррупцией, развивать экономику и осуществить "модернизационный прорыв" в республике. И все это совпало с риторикой тогдашнего президента РФ Дмитрия Медведева.

В Дагестане именно коррупция создает основу для роста числа недовольных светской властью и пополнения рядов вооруженного подполья. Когда люди, у которых нет денег, чтобы одеть и прокормить детей, видят нажитую чиновниками роскошь, они убеждены: система порочна, а государство фактически приватизировано, поделено и превращено в источник личного обогащения. Все это рождает протестные настроения, которые используют радикальные лидеры для вербовки молодежи в леса.

Надо сказать, что справиться с коррупцией Магомедову не удалось. Большинство его деклараций так и остались нереализованными. Население, особенно молодежь, для которой так важен фактор реальных дел, было быстро разочаровано. Но вряд ли это стало причиной отставки, считают эксперты. "Он не победил коррупцию и не повысил качество госуправления, но кто это сделал и где? — говорит Сокирянская.— Ведь это долгосрочная, кропотливая работа по государственному строительству. И думаю, никто в Кремле и не предполагал, что Магомедов решит проблему за два года. Тем более что корни дагестанской коррупции стоит искать в Москве, в федеральных ведомствах. Часть откатов уходит туда, и местным чиновникам гарантирована безнаказанность именно сверху".

В вину Магомедову ставится и то, что он не сумел справиться с клановой системой. "Внутренняя структура дагестанской власти сформировалась еще в 90-е, и основана она на взаимодействии клановых групп, имеющих доступ к бюджетным потокам, и мощном силовом ресурсе,— говорит старший научный сотрудник Института Гайдара Константин Казенин.— Магомедов ее не сломал да вряд ли и смог бы. Он был скорее партнером различных элитных групп, а не "султаном". В обществе же велик запрос на перемены. Радикалы, продвигающие свои программы, пользуются тем, что система остается клановой и коррумпированной". Эксперт полагает, что новый и.о. главы Дагестана Рамазан Абдулатипов дает некоторую надежду на перемены, но пока только в силу своей биографии, которая не слишком тесно связывает его с нынешней республиканской элитой — последние 20 лет он жил в Москве.

— Если бы у Кремля было желание всерьез разрушить клановую систему в Дагестане, то изначально было неправильно назначать главой человека, чей отец эту систему создал,— считает, в свою очередь, Сокирянская.— Я не думаю, что отставка Магомедова случилась по этой причине. За год до Олимпиады в Сочи менять руководителя в Дагестане, чтобы пытаться сломать кланово-коррупционную систему в таком взрывоопасном регионе, слишком рискованное предприятие.

Сорванный диалог

Одной из причин смены власти в республике многие эксперты считают открытую религиозную политику, которую вел экс-президент Магомедов. Вооруженный конфликт в Дагестане всегда имел ярко выраженную религиозную окраску. В основу противостояния лег глубокий внутриконфессиональный конфликт между суфиями и салафитами, длящийся с середины 1990-х. Основные отличия между ними заключаются в том, что суфии считают себя последователями духовных лидеров — шейхов, почитаемых как святых, тогда как салафиты не признают святых и учителей, считая их наличие нарушением принципа единобожия в исламе. Кроме этого, суфизм на Северном Кавказе впитал в себя древние обычаи и поверья местных народов, а салафиты считают это "ересью" и призывают вернуться к вере и образу жизни общины первых веков ислама.

Государство в этом конфликте приняло сторону суфиев, а дискуссия о том, чей ислам "правильнее", затронула все общество и даже его светскую часть. Полное неприятие салафиты вызывали у правоохранительных структур и чиновничества. Похищения людей, бессудные казни, пытки, преследование мусульман, молящихся "не в тех мечетях", приводили к тому, что все больше молодых людей уходили в лес. Подполье росло, росла и статистика нападений и убийств — как мусульман, так и сотрудников правоохранительных органов. И на этом фоне новый президент предложил диалог — между религиозными общинами, а также между властью и салафитской общиной.

Диалог с салафитами начался в том же 2010 году. "Магомедов сразу отметил, что диалог возможен только с умеренными салафитами, теми, кто не приемлет насильственные методы,— говорит эксперт Международной кризисной группы Варвара Пахоменко.— В апреле 2011 года состоялась встреча представителей муфтията Дагестана и лидеров салафитской общины. Это можно было назвать прорывом, потому что до сих пор стороны говорили исключительно на языке вражды". Одновременно с этим, продолжает эксперт, салафитская община республики стала организовываться как общественная сила. Была учреждена организация "Дагестан — территория мира и развития", которая представила свой проект гражданского мира в республике — прекращение репрессий, возможность беспрепятственно молиться во всех мечетях и призывать к исламу, возможность открытия исламских детских садов и медресе, а также учреждение шариатских судов по гражданским делам — для тех, кто захочет ими пользоваться. Президент Магомедов или его представители участвовали в дискуссиях и круглых столах с салафитами — и многое из того, о чем просила община, разрешили. Чуть позже была создана "Ассоциация ученых Ахлю-Сунна в Дагестане", играющая сегодня большую роль в жизни общины.

По словам экспертов МКГ, сегодня в Дагестане самая большая и активная салафитская община на Северном Кавказе — со своими мечетями, обучающими курсами, благотворительными инициативами, медресе и даже приютом для мальчиков. Та же салафитская организация "Ахлю-Сунна" открыла центр, где ученые-богословы разбирают имущественные, семейные и земельные споры между верующими. Эти шариатские суды рассматривают только гражданские дела и пользуются большой популярностью. Местные наблюдатели отмечают, что в тех районах, где работает "Ахлю-Сунна", молодые люди стали меньше уходить в лес. Все, кто был в "идеологической" оппозиции, вышел в легальную жизнь. Эксперты убеждены, что эти меры стали "прорывом в области реализации прав на свободу вероисповедания", особенно если учесть, что еще несколько лет назад в Дагестане могли арестовать и пытать человека только за ношение бороды.

Еще одной заслугой экс-президента Дагестана называют создание механизмов по возвращению боевиков к мирной жизни. По указу Магомедова в 2010 году была создана комиссия по адаптации к мирной жизни боевиков, решивших сложить оружие. Эта комиссия не располагает особыми правовыми полномочиями, но может гарантировать законность и прозрачность процедуры сдачи боевиков, а это важно для тех, кто не доверяет правоохранительным органам. Первоначально в этот орган обращались только пособники боевиков, но по мере того, как комиссия завоевывала доверие в обществе, туда стали приходить и настоящие боевики. Все это происходило под наблюдением и при участии Национального антитеррористического комитета РФ (НАК). Члены комиссии по адаптации также выступали в качестве посредников при проведении спецопераций и убедили сложить оружие нескольких человек. Эта дагестанская комиссия по адаптации послужила примером для других республик. В сентябре 2011 года аналогичные комиссии были учреждены в Ингушетии, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии.

Новые методы, внедренные Магомедовым в конце президентского срока Дмитрия Медведева, имели оппонентов как в Москве, так и среди федеральных силовиков и властей в регионе. Особенно ярко противоречия проявились весной и летом прошлого года, когда Магомедов выступил с резкой критикой правоохранительных органов, а председатель комиссии по адаптации прямо обвинил Следственный комитет и силовиков в саботировании работы комиссии.

Возможно, в какой-то момент легализация салафитов и активность комиссии по адаптации действительно стала настораживать федеральный центр, который увидел в растущем влиянии исламского сообщества угрозу светской власти. Но эксперты, последние годы работающие в Дагестане, убеждены, что рост исламского влияния и повышение интереса к салафитской общине в республике были неизбежным явлением. "Ситуация во многих российских регионах похожа на ту, что мы видим в Дагестане,— говорит эксперт МКГ Варвара Пахоменко.— Разложение государственной власти сопровождается коррупцией и нарушением прав человека. Но поскольку в Дагестане есть сильная религиозная община, она и пытается заполнять вакуум госвласти". В то же время опасения светских властей понятны. Рост влияния религиозной идеологии, по мнению экспертов, создает дискомфорт для светской части общества — так, в последние годы в Дагестане активно обсуждается возможность школьницам носить хиджабы, на Новый год не ставить елку и не танцевать на свадьбах.

Убийства в политических целях

Пожалуй, одной из ключевых причин отставки Магомедова и не исключено, что и смены общественно-политического курса в Дагестане, стала серия громких убийств и нападений, сопровождавших работу по "замирению" общества. Статистически это незаметно — в 2012 году в Дагестане произошло снижение количества жертв разных преступлений на 15 процентов. Но резонансные акты насилия звучали отчаянно громко. Поскольку против гражданского диалога, инициированного властями, выступали как лидеры подполья, так и отдельные представители силового блока, то и расследование многих провокаций до сих пор ни к чему не привело.

Еще в мае 2011 года во время пятничной молитвы в селе Советское полицейские задержали 80 человек, в отделении их били и сбривали им бороды. В июле 2012 года в поселке Ленинкент силовики в масках застрелили трех человек, отъезжающих от мечети, после пятничной молитвы. Это видели свидетели, один из которых был убит, его тело выдали родственникам сотрудники правоохранительных органов. Массовые задержания верующих, по данным МКГ, происходили в Махачкале, Новокаякенте и Каспийске. Летом 2012 года был похищен влиятельный салафитский проповедник Ильясов. Было совершено покушение на председателя "Ахлю-Сунна" Шаматова. Люди в военной форме и масках предпринимали две попытки похищения салафитского имама села Новокаякент Камиля Султанахмедова. Это самые громкие истории, вызвавшие общественные протесты. Подполье тоже пыталось сорвать диалог. 3 мая 2012 года в Махачкале был совершен страшный теракт, унесший жизни 13 человек, еще более 100 человек были ранены.

Беспрецедентное преступление случилось в августе 2012 года, когда во дворе своего дома был убит самый влиятельный на Северном Кавказе шейх Саид Афанди Чиркейский. Сразу после его убийства стала распространяться информация, что шейха убили салафиты. "Если бы тогда салафитская община в лице руководителей "Ахлю-Сунна" открыто не осудила это убийство, последствия могли быть плачевными",— считает Екатерина Сокирянская. По мнению эксперта, характер всех перечисленных преступлений свидетельствует о том, что убивали тех, чья смерть может привести к срыву диалога, дестабилизации, широким протестам и волнениям: "Создавалось ощущение, что кто-то с двух сторон подталкивал общины к незаконным действиям. Но руководство "Ахлю-Сунна" ведет себя мудро, сдержанно, понимая серьезность ситуации. Сдержанность и рассудительность проявляют и представители традиционного ислама, духовенство, мюриды (ученики) Саида Афанди. А ведь для них убийство шейха — невосполнимая утрата". В том, что громкие убийства не привели к массовым беспорядкам, Сокирянская видит во многом и заслугу Магомедова: "В итоге успокоить стороны и избежать эскалации помог именно диалог, начатый между двумя общинами".

Однако на поверхности — нестабильная обстановка, убийства, теракты. "За те три года, что Магомедов возглавлял Дагестан, ситуация там не улучшилась, а даже наоборот,— говорит эксперт Института Гайдара Константин Казенин.— На всю страну прогремели убийства мусульманских деятелей, шейхов, имамов мечетей разных исламских направлений. Активность экстремистов не угасала, и все чаще говорилось о том, что в основе ее — уже не столько зарубежная поддержка, сколько внутреннее неблагополучие дагестанского общества". Эксперты убеждены: за короткий срок добиться значительных перемен в Дагестане не сможет никто. "Применение мягкой силы редко приносит плоды моментально,— говорит Сокирянская.— Это долгосрочный процесс, который в сочетании с экономическим развитием, улучшением качества управления и верховенством права может заложить основы прочного мира".

Человек со стороны

Перед новым и.о. главы Дагестана Рамазаном Абдулатиповым стоят очень сложные задачи. В последние годы он не был игроком дагестанской политики и в каком-то смысле является "человеком со стороны" — 20 лет жил в Москве и многие национально-религиозные особенности мог подзабыть. Абдулатипов родом из Тляратинского района — выходцев оттуда во власти немного, но в самом районе выборы обычно проходят в жесткой конкурентной борьбе. Константин Казенин считает, что новому главе республики с самого начала будет непросто пресекать "хождения во власть" его земляков.

Помимо того, с чем не справился Магомедов — коррупция и клановость,— Абдулатипов должен в течение года, до Олимпиады в Сочи, "навести порядок" в Дагестане. Очевидно: сделать это за такой короткий срок мягкими способами невозможно. Если согласиться с экспертами, полагающими, что на Кавказе растет влияние силовиков, то назначение Рамазана Абдулатипова вполне в эту схему укладывается — человек, "выключенный" из дагестанской реальности, будет искать поддержку в первую очередь у федеральных структур, в том числе у силовиков. Принципиально это не плохо, ведь в последние годы Дагестан оставался чуть ли не единственной республикой на Кавказе, где была свобода слова и вероисповедания, но не было взаимодействия между федеральными структурами и местной властью. Однако, если силовики возьмут верх в управлении республикой и станут жесткими методами решать в том числе и внутриконфессиональные проблемы, гражданский мир в Дагестане может не наступить никогда.

Ольга Алленова