- … и зачем ты меня привёл сюда? – раздражённо ворчал я. – Я бы спокойно провёл вечер в одиночестве...

- Будет интересно! – перебил мой друг.

- А если нет? – не унимался я.

- Если нет, то… — немного замешкавшись друг продолжил вполне рационально. — … ты развеялся, прогулявшись со мной.

Мы вошли в маленький тёмный зал, где и проходили короткие театральные представления. Мы вошли в тот самый момент, когда конферансье объявил выход следующего артиста.

Мне трудно было что разглядеть в тёмном помещении после освещённого фойе, и поэтому я слепо следовал за товарищем.

Мы расположились совсем рядом со сценой. Тут же возник официант, который любезно представился и заверил о своём чутком внимании к желаниям наших желудков. В изучении прейскуранта предлагаемых закусок и напитков я уже не участвовал. Моё внимание было приковано к сцене, где в тот момент поднимался занавес по типу венецианского.

На оголённой сцене размещалась козетка, на которой и восседал, судя по всему, объявленный артист.

Несмотря на парик и, возможно натуральные бакенбарды проглядывался юный возраст поэта. Артист умело выдержал театральную паузу и вызвал, как мне показалось, не только концентрацию внимания у публики, но и вселил немного напряжения в зале.

Одет он был в типичный наряд мужчины XVIII века. Я на мгновенье представил себя в его белой рубашке, которая застёгивалась пуговицами из жемчуга. Следует сказать, что лиловый камзол с золотой тесьмой вызвал у меня зависть. Центром моего внимания к одежде, пока невоспетого артиста стала, естественно, шляпа. Артист суетливо встал, как будто вспомнил что-то чрезвычайно важное и желал объявить об этом как можно скорее. Но он оставался в молчании. Он не спеша проделал несколько шагов к громоздкому сундуку, который, почему-то, я сразу и не приметил. На сундуке лежал чёрный кафтан и та самая шляпа, которую, будь я в XVIII веке, не снимал бы до последних дней. Она была довольна скромна, если учитывать остальные покрои владельца всей этой галантереи. Но поля, обшитые серебряными аграмантами вкупе с большим бежевым пером придавали головному убору неотразимый вид. Конечно же, неотразимость в виде приобретал и сам носитель чарующей меня шляпы, когда покрывал ею свой парик.

Поглощённый мыслями о давно забытых нарядах прошедших столетий я и не заметил как поэт стал читать. Стихи оказались заурядными, что очень не соответствовало столь тщательной подготовке к декорациям… Басоны, стиль рекамье, бакенбарды... Нет, стихи понравились меньше всего...

Заметив моё серое расположение духа после короткого выступления поэта из «прошлого», мой друг подметил, что парень старался. На что я согласительно кивнул.

Но почти сразу после выступления произошёл странный казус…

В зале послышался женский голос... Одна дама, что располагалась почти перед сценой, обратилась к другой даме из своего общества. Обращение её было довольно странным, как мне тогда показалось. Она нарочно громко обратилась к своей подруге с вопросом: Коша, о чем это товарищ?

Вопрос:

Как Вы можете описать поведение неизвестной дамы из вышеуказанного рассказа?

Для информации:

1. Вышеупомянутая дама видела поэта впервые.

2. Стихи артиста не наносили косвенно или прямо оскорбления личности дамы конкретно и женщинам в целом.

Вам интересен ответ подруги неизветсной дамы?