Один из четырех ветеранов Конституционного суда России — о том, чем они занимались все эти 20 лет

В нынешнем году исполняется двадцать лет Конституционному суду РФ. Не имевший аналогий в российской истории и избранный Съездом народных депутатов России, КС неоднократно вступал в конфликт с верховной властью по поводу того, насколько ее решения соответствуют Конституции.

Судьи КС крайне редко дают интервью. Но корреспонденту «Новой» удалось побеседовать с судьей КС, доктором юридических наук, профессором Гадисом Гаджиевым. Это один из четырех судей, работающих в КС все эти двадцать лет (еще трое — председатель суда Валерий Зорькин, Николай Селезнев и Юрий Рудкин). До избрания в КС был председателем Комитета по законодательству в Верховном Совете Дагестана и руководителем фракции «Демократический Дагестан».

— Уважаемый Гадис Абдуллаевич, вы помните, как рассматривалось первое дело — президентский указ о слиянии МВД и Министерства безопасности? Мало кто ждал, что КС решится его отменить…

— Решение было принято единогласно. Тогда еще не было никаких особых мнений. Они появились чуть позже, в 1992 году, и первое особое мнение написал Эрнест Аметистов — по делу КПСС. Мы все понимали, что объединение двух правоохранительных органов в одну структуру очень опасно для молодого демократического государства.

— А как Борис Ельцин встретил это решение?

— С достоинством. Он слушал мнение своих юридических советников, а главный из них — Сергей Шахрай — сразу дал интервью, где сказал: мы принимаем решение КС и отменим указ о слиянии МВД и МБР. Это был очень важный и принципиальный момент. Если бы мы промолчали — это означало бы, что решение КС нуждается в дополнительном «освящении» со стороны президента. Поэтому мы быстро собрались и уполномочили председателя сделать заявление о том, что по закону мы самостоятельны и самодостаточны. И если указ признан неконституционным — он утрачивает силу без всяких дополнительных действий.

— Дело КПСС, бесспорно, самое громкое дело за первый период работы КС. Как принималось решение?

— Решение принималось непросто, оно было компромиссным. Я голосовал в составе большинства, поддержав его. Это решение во многом было продиктовано политическими резонами — оно не родилось только из юридической логики. Ощущение было таким, что если мы пойдем по радикальному пути и признаем преступными не только структуры КПСС, но и всю партию, то это вместе с членами их семей будет очень большая часть общества. И это вызовет серьезный раскол в обществе. Раскачивать лодку не хотелось, и надо было искать какое-то примиряющее решение. И тогда появилось решение: ядро, руководство партии виновно (не в уголовном смысле, а в смысле конституционного права), а на низовые ячейки и рядовых членов эти выводы распространять нельзя, об их неконституционной деятельности говорить нельзя. Тогда у нас был первый серьезный раскол в суде.

— Приоткройте тайну над заседанием КС 21 сентября 1993 года — по президентскому указу 1400 о разгоне парламента: почти ничего об этом не известно и по сей день. Потом противники решения КС обвиняли суд в том, что он нарушил процедуру, заседая без мантий…

— Мы собрались вечером, действительно, без мантий. Сейчас, если открутить время назад, я был бы категорически против такой поспешности.

— Против поспешности или против решения КС?

— Решение у меня было бы таким же — указ не соответствует Конституции. Но суд — это суд, он должен работать по своей процедуре. И мантии — это показатель. Надо было назначить заседание, оповестить стороны, сесть и все тщательно продумать. А поспешность вызывает вопросы, причем справедливые. С другой стороны, нельзя, конечно, вырывать происходящее из контекста тех лет. Сейчас студенты скажут: что они, сумасшедшие, что ли? Как можно было проводить так быстро заседание? А если вернуться в 1993 год, то за два года до этого был ГКЧП. И тогда Комитет конституционного надзора СССР два дня молчал! И только 21 августа «проснулся»… Тогда председателем комитета был Сергей Сергеевич Алексеев, которого я очень уважал. Но позиция комитета была уклончивая и запоздалая. Хотя от них ждали мгновенной реакции. Так вот, в 1993 году мы считали, что если быстро не среагировать — о нас начнут говорить то же самое.

— То, что произошло потом, когда деятельность КС была парализована указом президента… какое настроение было тогда у судей?

— Это были самые неприятные дни, весь октябрь 1993 года было непонятно, что вообще с нами произойдет. Потом Ельцин приостановил деятельность КС, а новая Конституция увеличила состав КС до 19 человек. Чтобы появилось еще шесть представленных президентом судей — и обеспечили ему перевес (за признание указа 1400 неконституционным голосовали девять судей КС, против — четверо)… У нас был очень тяжелый выбор. Я не был таким уж сторонником Верховного Совета, я видел, что Хасбулатов вел себя нетактично, и многое из того, что он делал, было явной провокацией. Вместе с тем взять и сказать, что указ 1400 соответствует Конституции? Это значило зачеркнуть себя как юриста. Я на это пойти не мог.

— А такие судьи, как Эрнест Аметистов, Тамара Морщакова, Анатолий Кононов — блестящие юристы, голосовавшие против признания указа 1400 неконституционным, почему они заняли такую позицию?

— Нельзя оценивать революционные события в масштабах юридического пространства. Это другое пространство! Они почти никогда не соприкасаются. Решение по указу 1400 было политическим, и каждый судья принимал его для себя сам. Исходя из своих взглядов и опыта.

— Когда обсуждалось дело о конституционности указов Ельцина, начавших войну в Чечне, по одну сторону баррикады оказались судьи, которых разделило отношение к указу 1400. Так, и Валерий Зорькин, и Николай Витрук сочли указы неконституционными. А ваша позиция?

— У меня тоже было особое мнение.

— Вы — из Дагестана, и вряд ли вам нравилось то, что происходило тогда в Чечне.

— В целом я согласился с конституционностью основного содержания указа. Неприятие вызвала только его норма о допустимости использования для подавления вооруженного мятежа «всех имеющихся у государства средств».

— В 1996 году КС решил, что губернаторы должны избираться, а в 2008 году признал отмену их выборности соответствующей Конституции. Как это возможно?

— В 1996 году я поддерживал выборность, а в 2008 году — голосовал в поддержку решения об отмене выборности.

— Почему?

— КС — орган неполитический. Его удел — не принимать политические решения, которые расходятся с общим направлением политики государства. КС должен заниматься точечным исправлением юридических ошибок. В конституционном праве есть принцип: единство государственной воли. Предвижу ваше недоумение: а как же принцип разделения власти? Обратите внимание, в статье 10 Конституции России говорится не о принципе разделения властей: государственная власть (в единственном числе!) в РФ осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную. И это значит, что при принятии решений КС должен учитывать объективные пределы его возможностей по толкованию Конституции и законов. Если в законе воплощено какое-то важное политическое решение законодателя, то необходимо помнить, что КС решает только вопросы права и не может принимать политические решения.

— И все-таки аргументация 2008 года была не очень убедительная.

— Я соглашаюсь с этим. Но лояльность, которую судьи КС должны проявлять к государству, она связывает. Если ты работаешь — ты должен быть лоялен к государству.

— Зачем тогда нужен КС, если он опасается проявить нелояльность?

— Мне не все нравится в электоральном законодательстве. Еще больше мне не нравится то, как оно применяется. Но при этом я понимаю, что общий курс на партизацию политической системы объективно необходим и что очень трудно в таком большом государстве, как Россия, найти способы консолидации воли народа. Но главная конституционная ценность — это многообразие взглядов, причем не как самоцель, а как условие, без которого невозможно принимать взвешенные, разумные государственные решения. Эти решения — всегда результат поиска золотой середины, итог сбалансированности.

— После того как в 2008 году Борис Сафарович Эбзеев сменил кресло судьи КС на пост президента Карачаево-Черкесии, вам не предлагали начать политическую карьеру?

— Слава богу, нет. Марат Викторович Баглай, бывший председатель КС, любит шутить: не стоит менять место в санатории на место в больнице.

Беседовал Борис Вишневский